МБУК «Ялтинский историко-литературный музей»

+7 (3654) 26-03-70

С Южным берегом Крыма связаны судьбы многих известных семей, в том числе Романовых, Воронцовых-Дашковых, Долгоруких. Вереница нарядных дач вдоль моря многие сезоны оживлялась их визитами: тут росли дети княжеских и графских родов, складывались и менялись их судьбы, а кто-то здесь остался навсегда.

Когда в мае на южном берегу пышно цветут розы, наступают дни памяти особенно любившей эти цветы прекрасной княгини Долгорукой (в девичестве Нарышкиной), жившей в Мисхоре. В 2022 году со дня  её смерти минуло 105 лет.

Княгиня Ирина Васильевна Нарышкина родилась 16 мая 1879 года. По воспоминаниям племянницы и друзей она - «одна из наиболее красивых женщин, какую только можно себе представить, очень добрая и женственная».

В первом браке Ирина Васильевна была супругой графа Иллариона Илларионовича Воронцова. Брак длился долгие годы, в нём родились пять детей: четыре сына и дочь. Ирину Васильевну знали как прекрасную и очень заботливую мать, материнство было её истинным призванием. Материнское воспитание и унаследованные от неё черты дополнят необычный характер старшей дочери Ирины Васильевны – Марии Илларионовны, жизнь которой сложится особенно ярко.

Ирина Васильевна отошла от светской жизни и была погружена в дела семьи, потому полной неожиданностью для общества стало желание Ирины Васильевны в 1913 году потребовать у мужа развод. В тайны семейной ситуации были посвящены только её участники, родителям и близким не сообщали о происходящем как можно дольше. Об этом свидетельствуют телеграммы из архива Воронцовых-Дашковых. Одна из них отправлена в ноябре 1913 года из отеля в Биарице: «Сегодня вечером папа и я узнали всё произошедшее в течение нескольких дней. Огорчительно и любопытно, что трое заинтересованных скрывали так долго от своих родителей». В телеграмме из Тифлиса 11 февраля 1914 года Сандро (великий князь Александр Михайлович, близкий друг семьи) пишет: «Ирина окончательно решила развод. Тётя Лоло и Серёжа в Киевской губернии, возвращаются завтра. Известно, что Серёжа всё сказал тёте Лоло. Дети весною у Ирины, летом у Ларьки (Иллариона), зимою окончательно не решено. Ларька очень расстроен». Для прояснения ситуации стоит раскрыть прозвища: тётя Лоло – княгиня Ольга Петровна Долгорукая, Сережа – её сын, князь Сергей Долгорукий.

Текст телеграмм намекает на произошедшее: участников событий трое, замешан Сергей Долгорукий, который уже рассказал о произошедшем матери. Итак, развод совершился.

Год спустя, в 1915 году, Ирина Васильевна вышла замуж за князя Сергея Долгорукого. Брак, по нравам того времени, слишком  скорый и подозрительный, будто намекающий на измену ранее.

Для Ирины Васильевны это был союз по любви: говорили, что она давно, еще в пору юности, была влюблена в Сергея и продолжала его любить. А резоны Сергея остались тайной. Полагали, что он женился, чтобы обелить свою репутацию. Такое мнение мы найдем и в дневниках Софьи Петровны Долгорукой: «Тетя Ирина развелась со своим мужем - Ларри Воронцовым и вышла замуж за дядю Сергея, которого она обожала, только чтобы убедиться (по словам мисс Кинг), что этот брак прикрыл давнишнюю любовную связь дяди Сергея с великой княгиней».

Супруги поселились в мисхорском имении, которое принадлежало княгине Ольге Петровне Долгорукой, матери Сергея Долгорукого. Сергей Долгорукий входил в свиту Вдовствующей Императрицы Марии, был её конюшим. Дети Ирины Васильевны, как и уговорились, весну проводили в Мисхоре, в компании друзей и родственников: многочисленных соседей по дачам, кузенов и кузин. Жизнь на южном берегу Крыма была ослепительно красива, их окружали  пышная природа, искусные интерьеры дома, множество развлечений. Неудивительно, что Мисхор запомнился навсегда, и продолжал манить обратно.

В новом браке в 1915 году родился единственный общий ребенок – дочь Ольга (девочка была названа в честь бабушки). Рождение дочери не сделало брак счастливым, всё чаще Ирина Васильевна испытывала недомогание и  глубокую печаль. Вспоминали, что она часто уходила на виноградники, росшие вокруг маленького мисхорского кладбища, откуда открывался прекрасный вид; там было место её отдыха и размышлений.

1917 год был тревожен с самого начала. К весне наступило время неясное и смутное: даже в дневниках у Императрицы Марии Федоровны упоминаются допросы членов императорской семьи, наложенные ограничения, пристальный присмотр за их делами. Как жилось в мисхорском доме Сергею и Ирине Долгоруким? Возможно, также беспокойно.

Приближался праздник – день  Рождения Ирины. Императрица Мария Федоровна по случаю  передала ей букет прекрасных роз. Но через несколько дней стало известно, что Ирине нездоровилось: её лихорадило, она подолгу была без чувств. Так случилось, что день её Рождения и день смерти стоят рядом, в двенадцати днях друг от друга.

Полагали, что она перепутала дозировку снотворного и выпила смертельно много; говорили и о том, что она покончила с собой. Вторая версия встречается чаще. Даже в петербуржской газете происшествие освещалось подобным образом, в духе скандальной новости. А в личных дневниках сама Императрица писала: «Ирина Долгорукова, красивая и умиротворенная, лежала на постели, которая была чудесно убрана цветами ее несчастными детьми. Грустно! Она, такая молодая, в расцвете своего счастья, внезапно покинула навсегда мужа, детей, мать и всех, кто ее любил. Я не могу обвинять ее, но какая это трагедия для семьи покойной!». Среди причин случившегося называли несчастливую жизнь в браке, измену мужа. Может, как многие, она ждала в день Рождения чуда, которое всё переменило бы, но оно так и не произошло?

Что бы ни было причиной, и как бы это ни случилось – Ирина Васильевна Долгорукая скоропостижно скончалась. Данные о погребении мы находим в метрической книге Кореизской Вознесенской церкви за 1917 год, в части об умерших: «княгиня Ирина Васильевна Долгорукая, урождённая Нарышкина, 38 лет, умерла от двустороннего воспаления лёгких. Протоиерей, псаломщик Лука ?, похоронена на Кореизском кладбище. умерла 28 мая, похоронена 31 мая 1917 года. (по старому стилю)».

Как много неточностей в этом отрывке: названа иная причина смерти, иное место захоронения. И тому есть причины: чтобы похоронить человека по христианскому обряду, на кладбище,  поминать его и молиться о нём, человек должен умереть не от своей руки. Если княгиня умерла по болезни, отпевание и панихида были разрешены. Обряд прошёл торжественно и красиво. При этом одного условия преступать не стали: Ирину Васильевну похоронили не на кореизском кладбище, а около мисхорского: «Могилу вырыли прямо за кладбищенской оградой, в винограднике, откуда открывается великолепнейший вид. Как раз в том месте, которое Ирина Долгорукова так любила» (М.Ф. Романова). На её могиле не было креста, но была посажена благородная олива.

Прошло множество лет. Виноградники сменились инжирными садами и кварталом высотных зданий. Имение Мисхор стало местом отдыха и сильно переменилось. Остатки семей Воронцовых и Долгоруких эмигрировали, и только старшей дочери, Марии Илларионовне Романовой,  удалось вновь побывать в Крыму. Младшая дочь, Ольга Сергеевна Морган, прожила жизнь в Англии и Мисхора не помнила.

Могилу Ирины Васильевны ждало долгое забвение, так как все члены семьи были в эмиграции. Игры судьбы и человеческая забота переменили положение дел: ограда кладбища была разобрана,  могила И.В. Долгорукой оказалась в его черте, она была внесена в некрополь. В 1970-х гг. по просьбе потомков и при помощи краеведов и сотрудников Алупкинского музея на ней была установлена плита с именем княгини (место найдено по оливе).  Немного позже появилась и красивая кованая ограда, её автор – известная ялтинская художница В.П. Цветкова.

Сейчас эта «спорная» могила – самая целая и приметная на мисхорском кладбище. Красивую и печальную историю Ирины Васильевны Нарышкиной (Воронцовой, Долгорукой) напоминают авторы книги «Мисхор» А. Галиченко и Г. Филатова, она пересказана в художественной книге «Дамы и господа» Л.Третьяковой, имя княгини встречается в дневниках Императрицы, опубликованных проектом «1917», и, конечно же, в мемуарах её родных. А мы можем лишь предложить принести для княгини Долгорукой белые розы и осмотреть последние уголки  старого Мисхора, ведь уходя в историю «все остаётся живым, ярким, как миниатюрный вид, если посмотреть в подзорную трубу не с того конца» (С.Ф. Скипвит).